- Не звони мне. Пожалуйста. Ты причиняешь мне боль.
Иногда так бывает: ты слишком ждешь звонка, чтобы уловить незнакомые ноты в голосе, который должен был бы узнать из тысячи. Сбрасываешь. Сбрасываешь. Сбрасываешь. А потом понимаешь, что вот он – твой шанс сказать все, что нужно было сказать давным-давно.
Я знаю, что это ты.
Звонить неизвестного номера – настолько дурной тон, что заслуживает отдельного осознания. И тогда пауза на вдох. Посмотреть со стороны на нас обеих. Нет, ты не пытаешься причинить мне боль. Это не ты. Это твой страх одиночества. Ты просто пытаешься справиться со страхом. Тебе больно. Я сделала тебе больно. Но у меня нет выбора. Или ты, или я. Наверно, все же я. Это самооборона. Я требую смягчения приговора.
Голос на другом конце линии уносило ветром. На фоне приглушенной расстоянием музыки он звучал непривычно, словно обрел новые прежде неизвестные ноты. Девушка говорила решительно, спокойно, без драмы. Просила. По-дружески. Не сжалиться над ее чувствами. Нет. Просто понять.
- Я дорожу тем, что нас связывает, но тебя слишком много, твоей заботы, твоего внимания… Я не ребенок... Не твой ребенок. Я не хочу по вечерам отчитываться о том, как провела день, с кем говорила и что вынесла. Я устала быть единственным пристанищем твоих переживаний. Мне не нужно так много. Я задыхаюсь. Я не ушла. Но отпусти меня на пару дней. На неделю. Пусть у меня будет выходной. Или каникулы. И тогда я вернусь. Иначе у меня не будет сил начинать заново.
Было похоже, что человек на другом конце долго готовил эту тираду, зарядился чувством вины и пережевывая свою чувственно-мысленную жвачку, а теперь желал поскорее исповедаться, чтобы отрезать раз и навсегда: или на моих условиях, или  - больше нет. Потому что как бы ни бывало хорошо, радость совместности больше не окупает мои издержки.
Есть птицы, которые не поют в клетках. С людьми ты не сразу можешь поймать себя на том, что все время бьешься о прутья. Сначала это воспринимается, как внимание. Долгожданное для кого-то и привычное для других. Но когда первая увлеченность проходит, понимаешь, что тепло и близость обходятся слишком дорого. Даже без глупой ревности. Слишком много вины и ответственности накладываются незаметно, исподволь.
Кьяра сидела за крайним столиком на террасе бара 230 Fifth в Нью-Йорке. Перелет из Детройта занял около двух часов, ускользнувших незаметно. Они были посвящены неизбежным в таких ситуациях душевным метаниям. Иногда ее побеги сопровождались  ярким, острым и азартным предвкушением приключений и свежего воздуха. Но на этот раз нет. Подавленность и готовность бросаться на случайно подвернувшихся стюардесс, а потом и работников отеля изрядно отравляли атмосферу. А изрезанный венами трасс город, раскинувшийся под ногами, больше напоминал труп, замотанный в яркую елочную гирлянду. Тоже эстетическое удовольствие в своем роде. Только ветер был по-настоящему хорош. Сытный, жирный, бросающийся в лицо, словно щенок со слюнями и искренней любовью, путающийся в волосах незримыми, подчас жестокими пальцами. На глазах выступили едкие, ядовитые слезы, горло перехватило удушьем. Кьяра стиснула перила над неоновой бездной, хватая воздух маленькими глотками-затяжками, процеживая их сквозь стиснутые зубы. Но не сбросила вызов. Нужно дать ей возможность ответить, выплеснуть все, что она успела надумать и напереживать за время отсутствия итальянки, вынести это, как заслуженную пощечину, удержать, принять и тогда закончить разговор. Это будет честно.
В трубке повисла тишина, наполненная затаенным ожиданием, глухой музыкой и присвистом ветра.

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-14 22:57:48)

На другом конце в трубке густо и сочно дрожала жестяная барабанная дробь, словно ее собеседница сидит на подоконнике у раскрытого окна или на веранде - в дождь. Лучи любила грозу. Любила молнии и раскаты грома, могла смотреть на них бесконечно. Встать у окна посреди ночи и пялиться в темноту, выжидая очередную вспышку, чтобы на мгновение замереть жемчужной античной статуей на фоне лилового сумрака. Кьяра только натягивала на голову плед и продолжала спать. У нее была другая романтика – земная, деятельная, веселая, громкая, клокочущая и бурлящая, как Ниагара.
-Отлично звучит для человека, который все время убегает от того, что любит.
Очень неудачный ход, carissima mia. Да я понимаю, что ты хочешь выразить боль и страх, но ты заставляешь меня вспоминать то, что мне и без того известно. Конечно, все это не имеет к любви никакого отношения. Это удивительная форма взаимопонимания, построенная большей частью на твоем желании принадлежать и моем желании связывать и удерживать. Обычная садомазохисткая связка, перенесенная в ваниль.  Общий круг, общие ценности, схожие интересы. Скорее зависимость, чем что-то еще. Я ценю наши отношения, иначе я не возвращалась бы к ним. Но не стоит начинать разбирать полеты, если ты не хочешь услышать мою правду. Оставайся в своей иллюзии любви, в ней живет 90% счастливых семей. Она намного понятнее и проще.
Кьяра только скривила губы и ничего не ответила на этот нелепый вброс. Провокация. Мартини мягко растекался по небу, отдавая солоноватым масленым, оливковым привкусом. Девушка закрыла глаза, вслушиваясь в голос, взявший внезапно новую тональность.
-Ты знаешь, я ведь все-таки переехала.
Что означает «ведь все-таки»? Это было внутреннее борение? Лучи любила найти новое место для своих новых отношений, чтобы не «осквернять» «дом» чужим присутствием. Поэтому купить квартирку для одной своей подружки, или другой своей внезапной привязанности было вполне в ее духе. Но она ни когда не говорила, что собирается купить квартиру себе. Пытается начать все сначала? Кьяра слушала, силясь сопоставить факты, построить причинно-следственные связи и вернуть контроль над ситуацией.
-Ты права, не я. Я слышу только себя и вечно решаю за двоих, наверное, оставляю тебе недостаточно свободы.
Интересно, как однобоко мы себя принимаем. Да, Лучи оставляла очень мало свободы, но именно тем, что перекладывала все решения на младшую подругу, оставаясь последовательным и восхищенным исполнителем вышней воли. Нет, она умела решать все сама. Лу была двойне мужиком по сравнению даже с любимым братом, и уж тем более с большинством мужчин, которые встретились Кьяре. Но она так боялась чем-то расстроить или разочаровать юную любовницу, что переложила на девушку абсолютно все выборы, оставляя для себя лишь нелепо малую часть. С другой стороны, смогла бы я жить с человеком, который посмеет со мной спорить? Не в шутку. Всерьез. Да. Она мысленно вернулась лет на 5 назад. Да. Если признаю в нем вожака. Тогда да. Но я буду требовать пояснений к каждому ходу. Мы обе не умеем доверять. Это нас связывает. Фактически это обрекает нас на нас, на то, что мы имеем.
Тебе страшно. Я знаю. Поэтому не могу действительно сердиться.
- Ты, может быть и не мой ребенок, но все еще ребенок.
Нет, не твой. И не ребенок. Когда они встретились впервые, и Лу назвала себя девушкой, Кьяру слегка вывернуло. В 30 пора быть женщиной, признать себя женщиной. У Лу была дочь лет на 10 младше Кьяры. Какая ты, к черту, девушка? Возникло острое желание вернуть дамочку к реальности. Хотя относительная инфантильность  - данность, с которой нужно примириться. И все эти романтические вещи про небо и терзающую тишину – они были настолько в ключе и духе, что не вызвали ничего кроме сухого кивка. Ни вины, ни жалости она не испытывала. Жалость не то чувство которое хочется испытывать к своей женщине. Извини.
- Знаешь…
В голосе послышался затаенные смех, он словно внезапно ожил, наполнился звенящей искристой заразительной радостью.
- Мне обязательно понравится твоя квартира! Я обещаю. Дай мне адрес! Давай-давай! Я приеду, когда ты будешь меньше всего этого ждать!
Дня через два-три. Или через неделю. Когда мне вздумается. Но я приеду. Это меня устраивает совершенно, это хорошая сделка, Лу. И не приведи Господь, я найду в твоей квартире кто-то, кого там быть не должно. Ты поедешь со мной за город сплавлять по реке свежий труп. Впрочем, думаю, это очевидно и оглашению не подлежит.
- Я записываю - и я поменяю симку.
Нужно быть честной  самой собой. Если ты оставляешь старую сим-карту, наверно, ты все же хочешь, чтобы тебе дозвонились, что бы ты ни говорила.
- Я сделаю тебе сюрприз! – заговорческий шепот, полный томительной многообещающей интимности. Я сделаю для тебя то, что ты любишь. То, что я знаю, ты любишь. То, что компенсирует тебе мое отсутствие. Я успею заскучать, ты успеешь проголодаться. Дай мне время, и я дам тебе то, что ты всегда у меня ищешь.
Кьяре неожиданно захотелось вернуться. Устроить какое-нибудь милое маленькое сумасшествие, что-то веселое, безумное и обжигающе острое. А потом снова ускользнуть в тишину ночного бара. И она не помчалась сразу же выполнять свое желание, с трудом, но осталась сидеть, любуясь сияющим городом уже с новым, вкусным веселым воодушевлением.

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-15 23:05:26)

Кьяра с наслаждением вслушивалась в гудки, а потом сменила карточку. Ура! Каникулы!!! Почему квартира в Лондоне? Потому что в Лондоне. Почему бы и нет? Есть в Лондоне что-то чопорное, скучное и притворное в своей вылощенности. Может, поэтому все течения андеграунда зарождаются именно там. Когда все слишком красиво и чисто, хочется узнать, что за этими декорациями. Мир переполнен агрессией, и она должна находить себе выход.
Но Кьяре было все это совершенно безразлично. Они вместе – целый мир, никакая среда обитания не изменит их внутренних сложных процессов, помноженных на хаотичные электрические разряды, искрящиеся вспышки, пугающий магнетизм и тлеющие простыни.

Возвращаться нужно тогда, когда ты понимаешь, что снова пытаешься построить сердечные отношения с людьми, которые тебе совершенно не нужны. Зачем тебе еще одна такая женщина? Или мужчина, того же нрава и тех же повадок? Какой смысл начинать сначала то, что ждет тебя дома? Девушка остановилась в отеле, и потратила планирование нового развлечения для Лучи. Когда все было завершено и подготовлено, Кьяра тенью прокралась мимо дремлющего консьержа названного дома и, на полминуты зависнув в лифте, разглядывала себя в длинном зеркале на стене кабины. Какой отличный лифт! Здесь было бы неплохо. Действительно славно… Он нажала на кнопку «стоп», вонзила каблучок красной лаковой туфли в стену у зеркала и принялась неторопливо поправлять чулок, подбирая его от самой щиколотки, разгладила ладошками точеную ножку, разглядывая себя в зеркале. Алый шелк подола стек по бедру до кружевной резинки и маленькой блестящей застежки, фиксирующей  пояс, золотистый сумрак лизнул смуглую кожу там, где она была особенно нежной. В темноте под ресницами вспыхнул пожар. Она видела себя в зеркале и смотрела сквозь, не то вспоминая, не то заново рисуя в воображение, как обнимает подругу в этой сумрачной тесной кабине, дразнит, смеется, а потом внезапно соскальзывает  на колени к ее ногам и ныряет под юбку, подталкивает ее бедра к стене, жадно вдыхая пряный волнующий аромат желанного тела, прокладывает языком влажную дорожку до черного кружева, прикусывает его и сдвигает зубами трусики, чтобы через мгновение нырнуть языком в жаркую тьму между створками сочной жемчужницы. Мидий нужно есть живыми, вскрыть и выпить – с белым вином. Ногти впиваются в бархатные бедра, и Лучи безвольно соскальзывает по своей опоре, чтобы любовница могла проникнуть так глубоко, как  только пожелает и больше ни в чем себе не отказывать…
- Ммм…
Кьяра с тихим стоном откинулась на стенку кабины и звонко треснулась головой.
- Черт!
Вернула ножку на пол, и потерла затылок. Платье стекло обратно до колен, а фантазия в миг улетучилась, оставив в душе итальянки предвкушение скорой встречи - искрящимися пузырьками шампанского и восхитительным легким опьянением. Она нащупала ключ на притолоке и со сноровкой хорошего домушника совершенно неслышно повернула его в замке, слегка приподняла дверь, предупреждая любой скрип петель, и осторожно заглянула внутрь.
Половина второго ночи.

Половина второго ночи. Это очень важно. Если ее нет, Кьяра успеет расставить ловушки и опутать своими сетями всю квартирку. Если Лучи на месте, остается важный вопрос - с кем. Одна – ей повезло. Если нет… Если нет, то лишний женский шмот окажется на тротуаре под балконом, а неудачливая соперница, отправится в чем мать родила его подбирать. Будет много визга, брани и осколков, возможно, кто-то неосторожно порежется, а кто-то лишится ценных вещей…
Но нет. Тишина.
Очень благоразумно не тянуть домой случайных потаскушек.
Девушка сузила глаза в почти полной темноте, продемонстрировав новой квартире суровый снаперский прищур. Прикрыла дверь и прислушалась. Квартира, в которой кто-то спит, и квартира, в которой пусто, имеют совершено разные качества тишины. Квартира, в которой находится труп – пуста. А если в этих стенах  кто-то дышит, то с ним дышат и стены, в  коридоре гулко раздается ровное биение сердца.
Тебе лучше спать одной, алмаз души моей.
Наконец, глаза привыкли к темноте, и она обратилась жемчужным сумраком. Девушка выбрала траекторию, осторожно сняла туфли, оставила их в прихожей вместе с сумочкой, а дальше прокралась по коридору.
К спальне не ведет дорожка из предметов одежды,  сброшенной в танце взаимной страсти от порога до постели, а значит можно с большой уверенностью предполагать, что Лу одна. Она не упустила бы шанса разыграть свой любимый спектакль. Лучи заводят  разбросанные вещи, разлетевшиеся от рывка пуговицы, раскатившиеся по полу бусины – свидетельства жадного нетерпения. Но в коридоре нет ничего лишнего.
Это нужно поправить.
Кьяра движением плеч роняет на пол черное болеро – еще два шага, поворот – и по телу скользит алый атлас, и платье распускается цветком у ног гостьи, оставляя ее в поясе и чулках. В парных лучах фар, они выглядят удивительно контрастными: яркой, пожирающей свет, кружевной тьмой на смуглой коже. Она затаила дыхание. Крадется сквозь густой, медлительный, медовый сумрак. Рыжие локоны на подушке в темное всегда кажутся не то зеленоватыми, не то фиолетовыми, и это правильно и привычно. Только нет знакомого аромата духов. Быть может, он еще не успел пропитать стены и простыни. Но его не хватает. Кьяра дышит темнотой спальни, а потом проскальзывает под одеяло, нежно-доверчиво льнет к спящей хозяйке со спины, приживается твердыми, упрямыми сосками к ее теплым лопаткам, крадет ее объятием, оплетает ее ноги своими, скользит нетерпеливо коленями по ее бархатным бедрами, рисует ладошками по ее груди и вниз по животу, жмурится от острого наслаждения покалывающим теплом мягкой постели и разморенного дремой тела, утыкается носом в ямку под рыжими волосами.
- Я вернулась, сладкая моя. Я вернулась, беда моя. И я соскучилась. Очень…
Она мурлычет, прихватывает губами шею спящей, скользит языком по дрожащей венке и пьянеет от ощущения обладания, от того, что нашла любовницу в одиночестве, от ее нежной сонной податливости, то тепла и аромата ее кожи.
- Ты заставила меня скучать. Слышишь?!И ты мне за это заплатишь!
Шепот пропитывается хрипотцой, а еще капризными, требовательными нотками. Зубки вонзаются в мочку, отпуская по телу хозяйки электрические разряды.

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-19 02:12:41)

Самое главное – заставить Лу почувствовать себя виноватой, сначала в шутку, потом всерьез. Распять ее между желанием и виной, восторгом и гневом, болью и радостью  - и держать на жесткой сцепке, оставляя ей иллюзию контроля. Она ведь старше, значит, она ведет. Значит, она лучше знает, что им делать, куда идти и как проводить время. По меньшей мере, так кажется всем.  И пусть они обе знают правду они никогда не признают ее, иначе магия пропадет, чары рухнут, а одиночество – ледяной ветер, от которого ежатся даже самые сильные.
Тело хозяйки, нежное, сонное, разморенное теплом и дремой, движется в смятых простынях, восхитительно течет между пальцами, тает сладостью на губах, одурманивает, как самое лучшее, выдержанное вино, словно легкий наркотик, роскошное и желанное. Настоящее женское тело, шелковое, мягкое, упругое и завораживающее аппетитными сочными формами… Только в нем что-то неуловимо не так. Запах кожи, жесткость волос, частота пульса, то, как в ладонь ложится тяжелая полусфера груди…
Кьяра замирает, задерживает дыхание, а потом медленно… медленно открывает глаза. Дрожат ресницы, по ним скользят парные лучи фар, проезжающей под окнами машины...
А потом – фурх!
И одеяло сброшено на пол. Вспыхивает свет на прикроватной тумбочке.
Конечно, она притащила домой какую-то шлюху и позволила ей спать в своей постели! Господи!
Гостья вскидывается, как дикая кошка, на четвереньки на разоренной кровати, выгибает спину, шипит, стирает с губ поцелуи тыльной стороной ладони.
Рыженький нежданчик был весьма недурен собой, и это только усугубляло ситуацию. Это было ужасно и катастрофично. Найти временную замену - одно. А встретить новую любовь - немыслимо.
Этот барак нужно пресечь на корню!
Черные безлунные глаза вспыхивают гневом, в них пляшут алые отражения абажура. Девушка показывает клычки. Невольно. Это ее гримаска отвращения. По смуглым плечам рассыпаются змеями черные пряди.
- Где хозяйка?! Где Лучи?!
Незнакомка вскакивает с кровати, бросается к выключателю. Щелчок – и комната залита ярким светом.
- Где это потаскушка?! Я ей сейчас устрою!
Скулы заливает яростный румянец. Девушка стоит посреди комнаты, которую очевидно считает своей полной собственностью и ни мгновения не смущается своей почти полной наготы - тычет пальчиком в лежащую на постели Ребекку.
- Ты. Быстро собрала свои вещи и вымелась отсюда!
Палец чертит ультимативную траекторию между постелью и дверью спальни.
- Немедленно! Пошла вон! Или я выкину с балкона все твое барахло! У тебя две минуты, пока я ищу хозяйку и выношу ей моск. Смекнула?
Она выскакивает из комнаты и через мгновение в глубине дома слышится грохот падающих с полок книг, звон битой посуды и глухие хлопки дверей.
- Лучи! Где ты?! Отзовись! Немедленно! Что это за херня? Меня нет неделю! Семь гребаных дней! Неужели неделю нельзя подождать и не тащить в постель что попало! Ты в ванной? Лу!
И если бы не истеричные высокие нотки, у незнакомки был бы приятные голос, сильный, глубокий, насыщенный бархатными обертонами. Даже ее гнев и отвращение ей к лицу, словно это торнадо, случайно ставшее женщиной.

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-20 02:24:40)

Кьяра не сумасшедшее, мечущееся  по чужой квартире существо. Она намеренно разрушает гармонию и красоту интерьера, столь любовно созданного. И тем более, когда чувствует, что все это не похоже на Лучи. Здесь нет большой загадки. Конечно, она купила квартиру для очередной пассии и обставила на чужой вкус. Этой рыжей? Но зачем тогда назвала ей этот адрес? Может быть, это способ избавиться от надоевшей подружки? Ведь понятно, что Кьяра устроит скандал и погром. Ах ты, сучка…
Но мысли уже бегают быстро и четко. Ледяные, острые, зазубренные по краям, чтобы впиться глубже и вырывать больше мяса.
Она задыхается, давится воздухом, выгибается в чужих руках и не сразу понимает, что произошло. Стискивает зубы и откидывает голову на плечо незнакомке, чтобы глотнуть воздуха. Жаль, что туфли остались в коридоре, мысль о том как острая шпилька впивается в чужую стопу, вздергивает восхитительное напряжение до самого пика, нежными пальцами скручивая соски в твердые сладкие ягоды.
О чем говорит дамочка, не полнее понятно. Если Лучи и грозила ей чем-то, то вряд ли явлением Кьяры. Какая-то ерунда. Душка ловил губами воздух и теперь мысли движутся очень медленно, словно измученные жаждой слизни. На шее незнакомки пульсирует венка, часы на стене отсчитывают секунды. Итальянка ищет выход. 
- Поищем ее вместе.
Хриплые нотки.
- Когда ты видела ее в последний раз? Где?
Она пытается построить гипотезы.
- Как вы расстались? Отпусти. Я наберу ее на сотовый.
Может, ответит. Не стоит на это рассчитывать. Но в первую очередь не стоит рассчитывать на то, что рыжая ей поверит и отпустит.

Кьяра почувствовала, что ей стало легче дышать, вскинулась и развернулась. Взгляд по-прежнему полыхал, но уже не бессмысленной яростью, а тем затаенным гневом, который вызывают непонимание и растерянность, тем гневом, который призван справляться с испугом в неожиданной ситуации.
- Послушай, - и когда итальянка сдерживает раздражение, ее губы выгибаются, подрагивают, кажется, вот-вот она покажет клычки. – Я прихожу домой к своей женщине, забираюсь к ней в постель и нахожу там совершенно незнакомую бабу, которой  там не должно быть. Как ты считаешь…
Пауза на скомканный вдох позволяет опустить брань, которая вертится на языке, и выражаться уместно.
- … я хочу выпить с ней кофе?
Она внезапно расцветает улыбкой.
- Ну конечно! Кофе будет в самый раз!
Черный безлунный взгляд толкнулся под ресницы Ребекки, и Кьяра прошла мимо нее в коридор, продолжая рассуждать.
- Нет, я хочу найти на кухне нож воткнуть ей в руку и медленно проворачивать, выясняя, какого черта она здесь делает.
Девушка подняла платье и накинула его без труда, позволяя легкой ткани стекать по телу. Она не стеснялась наготы, но конфликтовать предпочитала одетой. В голосе слышался метал, но говорила она уже ровно и четко, словно выплевывала каждое слово.

С клиентами пограничного уровня
никогда нельзя работать методами,
которые вы используете
для работы с невротиками.

Незнакомка просто неосторожна. Воткнуть нож в руку –  не проблема. Только вопрос лени и брезгливости. Это нечто, что делается с любимой женщиной случайно за завтраком, а потом превращается в милое романтическое воспоминание. Кьяра не тот человек, с которым нужно пытаться поговорить: либо действовать, либо вызывать полицию. Тем более теперь. Она обувается в коридоре. Там же, где скидывала туфли. Достает из сумочки телефон и набирает номер. Слушать в какой очередности ей производить действия она не будет. Она слушалась брата. Пока была ребенком. Все. Она может быть послушной, но только по-хорошему, без приказного тона. И до определенного момента. Пока ей это не наскучит. Абонент недоступен.
Девушка вернулась на кухню, смерила взглядом незнакомку, стойку и кофе.
- Не могу дозвониться.
Пожала плечами. Так и не поняла, зачем эта странная женщина пытается с ней общаться, как в милой горожанкой: разве не очевидно, что она не милая? Кто-то нарушил границы ее территории, и, если с клыков все еще не капает кровь, это лишь временное недоразумение.
- Что значит «твоя квартира»? Ее купили на твое имя?
Жестокий снайперский прищур, ровная линия губ. Кьяра просто собирает информацию, на основании которой она решит, казнить ей собеседницу или помиловать. Эмоции она уже выплеснула, пока крушила дом, и теперь здесь оставался лишь холодный расчет.
- Это подарок? Почему Лучи решила подарить тебе квартиру? Какие у вас отношения?
Черные змеи тугих прядей расползаются по плечам, пронзительный темный взгляд выхватывает детали: что-то не складывается, хотя от Лучи можно ожидать всего. Всего, кроме предательства: от наркомана можно ожидать попыток завязать, но успеха – не стоит.
- Давай оговорим.
Поджечь твою квартиру я всегда успею.
Однако, ее внезапная серьезность, ее спокойствие и готовность пойти на переговоры, могут быть обманчиво умиротворяющими.
- Если я ее больше не интересую, это освободит мне кучу времени.
Кьяре легко говорить такое: она не дорожит отношениями или подругой, даже своей жизнью она вряд ли всерьез дорожит, что уж говорить о чужой?
- Открой мне глаза?

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-23 15:53:00)

Как объяснить, что ни личность подруги, ни отношения не имеют значения? Важно сохранить себя. Кьяра продолжает сверлить взглядом незнакомку, а потом внезапно, словно отдергивает занавес. Кажется, рушится плотина, освобождая тонны и тонны сияющей на ослепительном солнце воды. Ночная гостья смеется, откидывает волосы  с лица и продолжает хохотать, теперь влажные от смеха темные глаза сияют, сияют румянцем щеки, блестят зубки, вся она словно светится, искрится, а потом падает в кресло тут же. Смотрит теперь на «хозяйку заведения» снизу вверх, взгляд течет от ступней Ребекки к коленям, нарушая закон гравитации, а потом выше, дразнящий, щекотный, оценивающий, этот взгляд очерчивает контур бедер и внезапно толкается под ресницы собеседницы, хищный, жадный и обжигающий. Она, может, и хотела бы закурить, но это слишком хлопотно. Нужно лезть в сумочку за сигаретой.
- Ты видела наркоманов? Приходилось?
Итальянка выгибает бровь и смотрит вопросительно, чуть склонив голову к плечу.
- Очень хочется курить.
Морщится, но так и нее лезет за сигаретами.
- Думаешь, они любят свою химию? Не, ерунда! Они украдут и убьют за дозу, верно? Ворвутся в три ночи, обыщут дом, зарежут хозяйку, если та попытается помешать...
Взгляд становится веселым, ироничным и впервые – теплым.
- Но больше всего на свете, они хотят жить. С наркотиком можно только выживать. Жить – без. Смекнула?
Она снова смеется, уже тихо, глухо, мягко. Она не будет бороться за кого-то: сами придут и все дадут. Она будет счастлива узнать, что есть возможность уйти. Окончательно. Навсегда. Именно к этому относится фраза "открой мне глаза".

Кьяра берет сигарету, так же естественно, как ее протягивают, так обычно делятся марихуаной. Но марихуана ей не нравится, от нее ужасно хочется пить и першит в горле, а смех получается измученный и натянутый. Она смотрит на тлеющий уголек,  ловит взглядом пустую пепельницу, а потом одним выверенным жестом душит в ней окурок. Поднимает глаза в лицо незнакомке. Под ресницами в темной глубине продолжает тлеть задохнувшийся в пепельнице кропаль.
- Знаешь, за что я люблю мужчин?
У красивых ее сочных губ рождается жесткая складка. Гостья пересекает комнату и открывает предложенный ящик.
- Когда у мужчины спрашиваешь об информации, он дает тебе информацию или говорит, что ты ни хрена не получишь.
Достает из стола нож, средний, но острый, довольно неприметный нож, вертит его в пальцах. У нее красивый френч, никакого красного лака, хотя его, вероятно, стоило ожидать.
- Когда женщине задаешь конкретный вопрос, она рассказывает тебе кучу фигаты, о которой ты  совершенно не спрашивал, и ты вынужден слушать ее блядское мнение по поводам, которые ее не касаются. Но никакой ни хрена информации ты не получишь. Незадача, да?
Отрывает взгляд от лезвия и выплескивает его на хозяйку, словно ведро темной краски, а потом следит, как та обтекает по изгибам тела.
- Ты получаешь кучу психотерапии, которую не заказывал, или лужу соплей. Я спросила, где Лучи, что ты тут делаешь и почему она дала мне адрес этой квартиры, когда я сказала что приеду к ней?
Итальянка упирает кончик ножа в указательный палец одной руки, а второй покручивает его, любуясь игрой света на лезвии. И через мгновение снова поднимает взгляд. Очевидно, что у нее короткое терпение, но железная воля, которая ради целей может держать темперамент в строгом ощейнике.
- Давай попробуем посотрудничать еще раз.
Голос теперь звучит примирительно, и черты лица смягчаются. Но, очевидно, что Кьяра не планирует ни откровенничать, ни любезничать со случайной знакомой.
- У тебя есть какие-то предположения?

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-01-26 17:40:07)

Черные бездонные глаза распахиваются навстречу картинке с нескрываемым удивлением. Она странная эта итальянка – в ней невинности ровно столько же, сколько грязи. И эта невинность словно обнуляет ее испорченность. Она не плохая. Просто ее такой нарисовали, не испорченная, ее сделали такой. «Детям нужно все разрешать, только тогда из них вырастаю настоящие разбойники». Она медленно откладывает нож, не сводя глаз с незнакомки. Капельку крови замечает не сразу, по-детски засовывает в рот указательный палец и слизывает солоноватую влагу, а потом подходит ближе к стойке за которой сидит рыжая. Склоняет голову к плечу, недоверчиво разглядывая девушку.
- С тобой все в порядке?
Осторожно толкает в бок.
- Эй!
Хозяйка  - или кто она такая? -  производит странное впечатление.
- Ты под кайфом?
Взгляд становится тревожным, участливым и одновременно брезгливым: не кайф приводит ее в чувства, если решит здесь коней двигать. Но и бросать нельзя. Как-то уж так повелось. Не хорошо бросать людей в передозе. Нужно попытаться помочь. Однажды помогут тебе. Чем ей не нравятся замашки, Кьяре не ясно, но не слишком это ее сейчас и интересует. Лучи нравились замашки. Она и болталась рядом только ради этих внезапных вспышек. Говорила, что только в моменты пиковых переживаний можно почувствовать, что ты живешь по-настоящему. Но это не важно.  Кьяра еще даже не успела ничего сделать. Итальянка рассматривает прикушенную губу и растекшиеся по радужке зрачки незнакомки, пытаясь понять, что это за неожиданный приступ.
- Тебе помочь? У тебя есть лекарства? Где? Принести?

Кьяра еще пару секунд смотрела на девушку, а потом сморгнула наваждение и пошла в ванную. Странная реакция на то, что кто-то покрутит нож на пальце.  На своем собственном пальце! Может, реакция на кровь? Итальянка еще раз взглянула на крошечный порез на мягкой подушечке. Он уже затянулся, а иначе можно было бы рисковать пальцем, как капиллярной ручкой. Она представила, как проводит длинную, беспрерывную линию по стенам квартиры, заключая их в кровавый круг, у которого нет начала. Написать на теле хозяйки древние руны, странные алхимические символы. Сделать с ней что-то такое, что навсегда изменит ее видение мира. Ведь эта женщина – девушка? – она определенно из вменяемых, нормальных, уравновешенных людей. Даже если временами пытается кого-то придушить или страдает приступами посттравматического синдрома с кровавыми флэш-беками, как у бывших военных. Ядерных гомосексуалистов только 5% от всех, кто спит с людьми своего пола, всем остальным просто не удалось построить отношения с полом противоположным. Может, у нее было сложное детство? Или юность? Кьяра открыла полку с зеркальной дверцей над умывальником и осмотрела содержимое. Иногда набор косметики рассказывает о женщине больше, чем пристрастный допрос. Но пузырька с лекарствами она здесь не видела. Так иногда бывает. Если ты не знаешь, что именно ищешь, ты можешь долгое время смотреть на это искомое и не понимать, что это как раз «оно». Так бывает с поисками любви -  и масла в холодильнике.
- Как называется? Как выглядит пузырек?
Кьяра заглянула в зеркало. Зачем она спорит с реальностью? Она пришла по названному адресу, нашла ключ, нашла женщину… Кто ей сказал, что это не та женщина? Мало ли чего ты ожидала?  Это женщина, к которой ты ехала. Верно? Эта женщина так похожа на Лучи. Кьяра ненавидела рыжих. Она ненавидела Лучи за этот яркий янтарный цвет, полный солнца, алых и золотых бликов. Ненавидела, потому что сама не могла бы покрасить волосы в такой оттенок. Он смертельно дисгармонировал с естественным цветом ее кожи. Но не признавать ослепительную вызывающую красоту она не могла. Тогда зачем  спорить с миром? Кто лучше знает – ты или Бог? Итальянцы весьма религиозны, когда это удобно.
Девушка смотрела в зеркало в чужой ванной. Секунда. Другая Третья. Вдох. Выдох. Зрачки крупным планом. Десять лет назад Кьяра бы метнулась в кухню и повисла на шее у незнакомки. Ерунда. Еще неделю назад она бы так и поступила. Но каждое новое расставание с Лучи, ее меняло, делало старше. И она ждала ответа из кухни. Рассматривала пузырьки. Потом открыла крем для рук и понюхала. Кьяра предпочла бы более тонкий или более насыщенный аромат, сложный, пряный с острыми или холодными шипровыми нотами. Или всякое отсутствие запаха. Но крем пах просто розовым маслом. Душновато, банально, но так умиротворяющее глубоко. Она закрыла глаза и принюхалась. Теперь итальянка стояла к центре розового сада, в буйстве цвета и нежности лепестков, ожидая окрика из недр дома. Потеряла счет времени.

Если в двери за твоей спиной поворачивается ключ… это еще ничего не значит.
Кьяра села на край ванной, разглядывая тюбик розового крема.
-Я подозревала, что у тебя не все в порядке с головой.
Ну, ты не первая будешь. Проходим в конец очереди. Номерочки! Номерочки не забываем! На губах невольно возникла улыбка хищная и веселая. Клевый такой попадос! Отбросим домыслы и посмотрим на факты. Я вламываюсь посреди ночи в неизвестную мне квартиру и нахожу там непонятную дамочку. У дамочки то ли что-то с башкой, то ли она нас только что хитро … обманула.
Жесткий спайперский прищур обозначил приступ аналитического размышления. Может, ее кто-то нанял? Зачем? Если бы Кьяру хотели похитить «друзья» брата, они бы просто отловили ее в аэропорту.  Если бы Лучи хотела «застать» ее в постели с какой-то гражданкой… Это полная ерунда. Одной гражданкой меньше, одной больше – это уже неспособно что-то изменить в их отношениях. Вито может думать, что Лу это обидит. Может, это его рук дело? Хотя… Неважно. Если дамочка вызовет копов, худшее, что гостье  инкриминируют – это вторжение на территорию, являющуюся частной собственностью - еще непонятно чьей - и угрозу… как покушение на убийство? Не, вряд ли. С этим адвокаты Вито справятся. Если у этой рыжей действительно непорядок с башкой… Что она может сделать? Внезапно ворваться с ножом? Может и ворваться. Или поджечь квартиру. Кьяра открыла окно над ванной. В теплом ночном воздухе плыла пелена дождя. Замечательно красиво. Вообще, она удачно попала. Розами пахнет. Девушка выглянула за карниз.  Не так высоко. Карниз был общим, и шел вдоль стены, отчеркивая этот этаж и служа таким образом украшением фасада. По нему можно было пройти вдоль всех окон этажа. Какое-то еще может оказаться открытым. В общем, выбраться можно. Но зачем? Кьяра заткнула ванную пробкой и пустила воду.
- Ты не будешь против, если я приму у тебя ванную?
Голос из-за двери действительно звучал глуховато и несколько странно.  Гостья продолжала сидеть на краю фарфоровой чаши и разглядывать склянки и пузырьки
- У тебя отличный вид из окна.  И пена для ванной классная…
Логика подсказывала ей, что  самый простой способ обезвредить человека, врывающегося в ванную с ножом, это перехватить руку  с оружием, шею, окунуть его в наполненную ванную и столкнуть туда фен, включенный в розетку. Это было приключение вполне в духе Кьяры. Она поискала фен, вонзила его в сеть и положила на край чаши.  Совершенно умиротворенной она устроилась за дверью.
- Ты когда-нибудь была в Венеции?
Какого черта отвечать на вопросы? Если хозяйка сумасшедшая или под кайфом – ей все равно. Если ее наняли, тем более пошла она. Ей уже заплачено, пусть слушает.
- Там на площади Сан-Марко стоит дворец дожей и с ним мостом Вздохов соединена тюрьма.  По мосту проходят два коридора: верхний ведет в Новые Тюрьмы, а нижний возвращается на этаж портика Дворца Дожей. К Старым Тюрьмам принадлежат Пьомби, находящиеся под свинцовой крышей Дворца, и Поцци, находящиеся на уровне воды Дворцового канала, туда сажали самых опасных заключенных. Так вот…
Она попробовала воду в ванной и соскользнула вниз по стене. Теперь Кьяра удобно устроилась на полу и могла любоваться пейзажем ночного города за открытым окном. Влажный дождливый воздух приносил аромат жасмина.
- Когда летом солнце нагревало свинцовую крышу тюрьмы, Пьомби были самой суровой пыткой. А зимой как раз ближе к знаменитому венецианскому маскараду, приходила большая вода… уровень воды поднимался, она заливала всю площадь Сан-Марко. И Поцци. Тоже. Представь себе, каково это сидеть там в колодках и чувствовать, как в камере поднимается ледяная вода, затекает в окошко под потолком из канала, неумолимо, безостановочно. Все быстрее и быстрее. А на улицах танцуют тарантеллу, взрывают шутихи, поют, пьют, смеются, флиртуют. Оттуда слышатся голоса, а здесь тьма и смертельный холод. Гондола проплывает мимо, слышно плеск весел. Она останавливается, здесь тихо и темно. Возле тюрем. И ты слышишь любовников. Их заводит такая близость людей, которые не могут ни увидеть, ни помешать, не нарушат их инкогнито. Но ты из своей темноты можешь посмотреть наверх. Это женщины. Женщины в полумасках, в роскошных карнавальных нарядах. Они целуются, а потом одна откидывается на подушки на носу гондолы, а вторая опускается вниз на дно лодки, и ты больше не видишь их. Только слышишь. Догадываешься, как смущенно отворачивается мальчик-гондольер и подглядывает украдкой. Вода прибывает, тебе нечем дышать, тело сковывает холод, только требовательные горячие стоны удерживают твое сознание… ненадолго.
Итальянка не открывала глаз. Ей нравилась картинка, нравилось придумывать и воплощать такие сюжеты. Ей нравился запах дождя и пены, и закрытая дверь между ними. Все это умиротворяло.
- У меня есть любовница. Девушка… женщина чуть постарше тебя. Ее зовут Лучи. Лучиана Конти. Она предложила мне приехать к ней сюда. Оставила этот адрес, сказала, где будет ключ… Я даже, честно признаться, не хочу гадать, кем ты ей приходишься. Если она хотела свести нас вместе, зачем так настойчиво сопротивляться? Ты красивая. А меня окружает слишком много воды, чтобы я была сильно разборчивой.
Рассмеялась, и смех вышел хрипловатым, саркастичным и в чем-то отчаянным. Кьяра не умела быть загнанной ланью без идей о выходе из ситуации, но любила таковой притвориться. Если эта женщина что-то значит для Лу, имеет смысл присвоить ее пассию. это заденет ее куда больше, чем очередная случайная связь.
- Не выпускай меня. Не нужно меня выпускать.
В голосе искрился смех, слишком заметный даже сквозь пелену драматических нот.
- Лучше иди ко мне. Принеси из гостиной свечи. Я их видела. И что-нибудь выпить. Мы устроим маленький тюремный праздник в ночь маскарада…Хочешь?

Прете Амедео в своей проповеди совестил молодую вдову:
- Не успели схоронить мужа, а она уже ведет развеселую жизнь
и проматывает его состояние. Я своими глазами видел ее гондолу
у игорного дома, что крайне недостойно!
Ничего не сказала вдова в свое оправдание,
только вечером оставила свою гондолу у дома прете Амедео.
На всю ночь.

- Мне не нравятся маскарады.
Кьяра откинула голову и прижалась затылком к прохладной плитке.
- Маски хороши с теми, кого уже знаешь. Люди должны смотреть тебе в глаза, когда впервые делают самые ужасные вещи. Иначе не считается. Спрятав лицо каждый способен на смелость жить. А проживать свои мечты изо дня в день с открытым забралом могут не все. Мне нужны те немногие.
Она рассмеялась, и из-за двери смех послышался глухо. Фраза звучала высокопарно, но очаровательно. На мгновение Кьяра была глашатаем на перекрестке дорог. Рожок созывает зевак, а потом она разворачивает свиток и объявляет о турнире. И… ей нужны те немногие! Конь бьет копытом и приплясывает, заставляя девушку покачиваться над головами простолюдинов в тканой, заплатанной одежде, слуг с форменных камзолах и случайных зажиточных дам, забредших сюда с рыночной площади. Дальше в город стелется мощеная камнем дорога…
Темные зрачки распахнулись в ночной дождь, и на губах родилась мечтательная улыбка. Она уже успела вообразить себя в одежде мальчишки посыльного, сочинить истории своих скитаний и теперь смеялась этому. Слишком быстро работает воображение.
- Корриду… Нет.
Откликнулась.
- Когда я была моложе, мне нравилось это противоборство. Танец мулеты, яркость, пестрота, то, как они вскидываются от каждого удара. Это для мужчин. Я не хочу побеждать. Это унижает второго. А зачем мне триумф нам кем-то униженным? Мне нравится фламенко. Это имитация корриды в танце. Но его танцуют в одиночестве. Знаешь, в Коране говорится про большой джихад, который нужно совершать против неверных. И про малый джихад, который нужно совершать против ереси в своем сердце. И этот малый, он важнее. Так вот…
Кьяра пыталась поймать взглядом капли дождя, но они неминуемо ускользали.
- ...фламенко – это коррида "в сердце своем".
Девушке было безразлично понимает ли  ход ее рассуждений невидимая собеседница. Лучи не понимала почти никогда. Это не мешало им отлично ладить.
- Знаешь, я думаю вылезти в окно. Мне кажется, я буду отлично драматично смотреться на карнизе. В платье или без. Как ты считаешь?
В ее словах не было вызова, итальянка словно приценивалась в ювелирном отделе и спрашивала консультанта.
- Люди неправильно меня поймут, а я чувствую, как это будет…подставить тело дождю, холодные мелкие сильные удары… словно камешки, а потом юркнуть в пенную ванну было бы так приятно…
Она почти мурлыкала, погружаясь в новые фантазии о легком покалывании под кожей. Нет, она не вылезет, никакого желания эпатировать публику у итальянки не было. Она просто любила свое тело и его ощущения, пила их до последней капли и искала новых.
- А ты? Что нравится тебе?

Отредактировано Chiara Lazzi (2012-02-06 23:47:46)