Место: тату-салон «München».
Время: 31 октября 2011 года.
Действующие лица: Аделине Гриммер, София Рейн.
Утром она торжественно поздравила Диту, Дитриха (забавно, какое совпадение, почти Лелик и Болик) и всех остальных с днем Реформации. Конечно, они тут все такие евангелисты, а сама Лине главная христианка всея салона. А пентаграмма на шее - это так, оно нечаянно.
На вечер планировалась попойка, плавно перетекающая в ночь. А с кем она будет, решится на месте, не самый животрепещущий вопрос. Не то чтобы девушка чтила кельтское Колесо Года, но Самхейн был поводом гульнуть ничуть не хуже прочих. Ну и где-то в глубин души она все же смутно уважала древнюю традицию. Хотя искренне не понимала американской манеры наряжать детей пугалами и отправлять на поиски сладостей. Их что, дома не кормят? Так по деточкам этим, в большинстве своем, горькими слезами плачут диетологи.
Ну а самой нарядиться - почему нет. Так, чисто символически. Их лучшее украшение это их кожа, и если раздеть каждого из присутствующих здесь, то получатся не менее яркие образы, чем созданные купленными на ярмарках карнавальными шмотками.
...а если содрать ее, повесить яркими флагами на стены, подтверждая направленность деятельности салона, то останется голое мясо, кровоточащие тела, и они станут так похожи друг на друга, словно и не было разницы.
Скальпель проворачивается в пальцах. Ногти отросли бессовестно на полсантиметра, а это не есть хорошо. Если вполне можешь оказаться в постели с девушкой, то к чему такие травмоопасные когти? Ни одна не скажет спасибо за поцарапанную слизистую. Сама бы не сказала. Сама бы вывихнула чужую руку с такими дополнениями. Грубый секс прекрасен как факт, но вот эти повреждения такие мерзкие.
- Добрый день, я бы хотела проколоть пупок, - раздалось от двери.
Ада страдальчески поморщилась, потому что уже по голосу, по манере выговаривать могла предсказать, что ее ждет. Хоть в прорицатели записывайся.
Гламурная деточка, нежно-хрупкая, вся такая ухоженная, она будет смотреть огромными перепуганными глазами на полую иглу, а слезы и стоны начнутся уже с того момента, как зажим сомкнется на складке кожи. И ее надо будет то ли уговаривать, то ли отвлекать, потому что если пирсинг останется в ее памяти чем-то ну совсем уж страшным, это плохо, это таки дурная слава.
Бросив скальпель на подоконник, она сползла с кресла, на котором валялась последние полчасика. У стойки администратора обнаружились две девицы. Две блондинки. Одна с выжженными перекисью волосами, другая, что характерно, натуральная. И голос явно принадлежал первой, потому что жеманные манеры просто написаны на лбу.
- Ну, пойдемте, - довольно равнодушно бросила Гриммер. Пять минут дурдома, и снова можно лениться.