|Внешний вид
Выставки современного искусства. Какие они? Глупо было бы причислять к подобного рода мероприятиям показ полотен, залитых выделениями, или статуэток, стилизованных под фекалии. К великому несчастью Эссен, выставки в Вашингтоне почему-то не походили на Нью-Йоркские, потому присутствие на них вместо приятного времяпровождения превращалось постепенно в очередную светскую посиделку, на которой обсуждались не новые дарования, а то, кто в чем пришел, кто с кем переспал, за сколько, кто сделал очередную пластическую операцию и прочее. Несложно догадаться, что Алейда успешно избегала подобных разговоров, а на провокационные вопросы отвечала с такой дотошной правдивостью, что вопрошающие исчезали по щелчку пальцев. Шелк рубашки приятно холодил кожу, бокал терпкого вина согревал внутренности - этот диссонанс гасил ненужные мысли в голове и позволял спокойно наслаждаться произведениями, не отвлекаясь на посторонний гул.
Эсс неспеша передвигалась от стены к стене, от картине к картине. Впечатляло? Не особенно. Да, здесь была суть, был смысл, в общей панораме прослеживалась логика, освещение придавало краскам новый уровень сияния, но... Но не было души. Не было такого, что пульс ускорялся не гонимый алкоголем, но от осознания: вот он, Дали двадцать первого века. Не было и раската молнии в голове, прогрохотавшего "Верю!". К несчастью, художник рисовал для выставки, но не для себя. Впрочем, это было лишь субъективное мнение Ал, разбавленное крепленым вином.
От скуки девушка принялась изучать окружающих. Холеные модели с богатыми "папиками" под мышкой, престарелые "знатоки" искусства, агенты... Агентов Алейда любила. Они, как и сама нидерландка, рыскали в поисках чего-то для собственной галереи, они совмещали в себе и художника, и менеджера, и пиарщика, и дипломата. Из Эссен бы вышел неплохой галерейщик, если бы она имела находить общий язык с людьми. Ну, чего не дано, того не дано. Толпа, к несчастью, была одномастная: вот чем Нью-Йорк выгодно отличался - там на выставках можно было увидеть и мужчину во фраке, и шотландца в килте, и панка - и никто бы бровью не повел. Закоснела столица, закоснела. Остановившись у очередной картины, Эссен допила вино, сгрузила бокал пробегающему мимо официанту, по-конски тряхнула челкой и принялась созерцать, хотя знала, что здесь ей ловить нечего: никаких новых идей, веяний. Могла ли изобретать Алейда сама? Разумеется, именно этим она и занималась, однако для вдохновения требовался щелчок, пинок, озарение - словом, вдохновение.