День как день. День, наполненный жужжанием тату-машинок, запахом стали и крови. Когда игла продвигается под кожей, когда острый кончик прорывает плоть и показывается наружу в крохотных красных точках - в такие моменты Ада испытывает почти возбуждение. Конечно, это не относится к тем гламурных курицам, решившим пробить себе "носик", "пупочек" или еще что, которые начинают пищать от боли еще до того, как к ним притронешься.
Эстетика боли работает по полной. Сегодня они ставили Дженне микродермалы. Один за другим, пять штук по ключицам, ожерелье, которое всегда с тобой. Ювелирная работа, надо сказать.
- Короче, через недельку покажешься, чтобы не было, как в прошлый раз, - усмешка. Этой-то не надо рассказывать, как ухаживать за очередным пирсингом.
А отторжения - они бывают у всех, особенно, если умудриться получить удар прямо по свежему проколу.
Погодка в последнее время - это полный пиздец. В такие моменты хочется побыть ванильной девочкой, сидеть дома под пледиком и с чашкой горячего кофе. Ну, можно еще лежать под этим пледиком с грелкой в человеческий рост любого пола.
С сигаретой в зубах почти у входа, перекинуться парой слов с постоянной клиенткой на прощание. Черноволосая сисястая мадам впихнула какую-то девчонку едва не под ноги голландке. Это еще что за явление?
Бейджей, кстати, ни у кого нет, это же не клиника, не офис. Одеты все кто во что горазд. Кожа, металл, дреды, татуировки, неистребимый запах табака. Но пашем мы в перчаточках, за стерильность можно не переживать.
- До восемнадцати не колем, - девушка скрестила руки на практически отсутствующей груди. Дохнувший через открытую дверь холодный воздух заставил соски напрячься, что было прекрасно видно сквозь тонкую ткань.

< Columbia Road
Тату-салон с нечитаемым названием ("Ю" с двумя точками... Чёрт, забыла!") был слишком белым. Даже слишком. Грязь, слегка сыпавшаяся с куртки Ружаны, была очень хорошо заметна. И чего эта Золушка тут забыла? Почему тату-салон? Она не знала. Надо было просто выклянчить чего-нибудь у тёти и чесать дальше. Следовало сделать это ещё на улице. Теряешь былую сноровку, девчонка.
Свет был тоже очень яркий и режущий. Оно и ясно - в этом деле нужна сноровка. Одно неверное движение - и прощайте, золотые купола во всю спину. В больницах тоже так светит. И запахи были... стерильные. Сербка как-то тоже хотела себе наколку. Какую-нибудь крутую. Необычную. Не такую, как у всех. Повар с татуировкой - это круто. Узкий кругозор, однако, мешал представить, с какой именно.
На стенах высели всякие серьёзные бумажки, подтверждающие, что здесь себя можно украшать/уродовать как душе угодно. И прейскурант был. Некоторые слова Ружица не знала, и понять всякие замысловатые названия татуировок не смогла. Бррр! Если и набить, то как оно будет смотреться лет через тридцать на обвисающей и дряблой коже (а зная условия жизни девицы, можно не сомневаться, что после сорока она будет дряблой и обвисающей). Люди просто так не меняются. Чудес не бывает. Тёплое солнце Флориды через тридцать лет? Ни за что и никогда. ...Нет, татуировка - это слишком серьёзный шаг. Или пирсинг, фу! Протыкать себя...
Байкерша казалось нервной. Пускай, пускай подсуетится для бедного ребёнка. Сбила же. Ещё и пихнула его в дверной проход первой, столкнув с черноволосой молодой женщиной. "Ну и глазищи. Ещё и лифчик не носит". Та, разумеется, всё поняла совсем не так.
- Я не за этим, - зарделась сербка и бесцеремонно ткнулась локтем в бок своей спутницы. - Вот её лучше спрашивайте, зачем она меня сюда притащила.
Павич намеренно выговорила это с большим акцентом, чем был на самом деле. Она же ничего не понимающее дитя, которое сбили и притащили в это страшное место. Она дура, но могла быть ещё более дурой, ожидая какой-то пользы.
Как оказалось, в зале был ещё один мастер. Гораздо более развязный. "Боже правый, что у неё с языком?" (сложно следить, как он там мелькает в процессе говорения, но вдруг не показалось). Её слова сначала поставили маленькую бандитку в тупик. Что такое "прелюдия", у неё были весьма смутные представления. Ружичка признала своё небольшое поражение и попятилась назад (у двери вообще безопасней будет), к только что чуть не переехавшей её женщине. Всё-таки, жертва её знает на пару минут дольше, чем этих двух. "Может пусть, а? Я грязная. Всех тут замараю".
- Каких прелюдиях?! Я головой ударилась! - всё-таки не выдержала, и сказала, как думала.
Кровь из ушиба на макушке перестала идти, и скоро можно будет заняться выковыриванием корочек из  прядок длинных рыжих волос.

Нет, это не гнездо разврата и не обитель порока. Это - храм, ведь у каждого своя религия и каждый приносит свои жертвы. Белые кресла чем-то похожи на алтари.
И если про кого-то говорят, что он трудоголик, то Аделине просто любит свою работу, дышит ею, как хорошим табаком, наслаждается. Когда  полая игла ведет за собою жесткий стержень серьги. Когда скальпель разрезает плоть, делая язык как у змеи - пополамчатым, когда крючья натягивают кожу, и тело взмывает над полом, распятое на множестве нитей прообразом марионетки.
- Ich glaube, sie sind Exhibitionisten, - насмешливо бросила она Дите.
О, Ди, девочка моя, сладкий ночной кошмар с соломенным вихрем на голове. Я упала с сеновала, тормозила чем попало, а чем занималась там - одним богам ведомо, но явно не изучала созвездия. Разве что в виде татуировок на чьем-то теле.
Фиолетовые волосы растрепаны. Ада, вероятно, производит впечатление изрядного пугала, раз милое чумазое дитя шарахается в сторону и лепечет что-то на отнюдь не чистом английском. Привет, проблемы с законом. Переть обеих в шею, пусть разбираются сами. В самом деле, если чернявой девке приспичило поиметь малолетнюю иностранку, то пусть это остается на ее совести. Гриммер как-то не трахается с теми, кому не продают алкоголь в магазинах.
Прохладно встретить чужой взгляд. Глаза - зеркала души. Зеркала в темной раме густой подводки и за неоново-оранжевой пленкой, скрывающей меняющиеся цвета. Смотри, чужая, ты не увидишь там ничего, кроме того, что положено - кроме вызова. А со спины, в вырезе майки, в проймах рукавов видно части татуировки, видно перетекающие оттенки, градации серого, пепел. Пять сеансов по шесть часов, Ада едва не умерла. Не от боли, нет, это не больно, это разряды тока, бьющие в эпидермис, и острые лопатки беззащитно оголены. Едва не умерла от неподвижности, ведь каждое неосторожное движение может повредить гармонию, и линия превратится в грубый мазок. Дита волшебница, если ей хватает терпения вот так, часами над чьей-то некогда белой кожей, расцвечивая ее в причудливые тона, слегка сдобренные кровью. Будто это специи.
Прохладно встретить, коротким, быстрым движением облизнуть губы, позволяя мелькнуть стальным шарикам штанг - и снова перевести взгляд на замарашку, теперь уже тоже отчетливо замечая следы свежих ранений. Можно подумать, тут пункт оказания первой помощи. Сунуть бы им упаковку бинта в зубы и вытолкать в шею, но малявку неожиданно жалко. Собственная мимолетная слабость скрывается за грубым рывком за рукав дешевой серой куртки, пальцы жестко фиксируют острый подбородок, не давая рыженькой выворачиваться. Но не болевые же захваты к ней применять, в самом деле.
- Прелюдия, прелюдия. При людях, ага, - хриплый смешок сквозь сжатые зубы. Сигарета-то никуда не делась, только частично прогорела. - Вижу, что ударилась. И явно не в первый раз.
Ну вот что с ней делать, такой тощей воблой, которую снесет мало-мальским порывом ветра? Мда уж, и как у девицы сисястой только встало на такую немочь?
- Куртку сними, - все же решив для себя что-то, отрывисто бросила голландка.

Отредактировано Adeline Grimmer (2012-01-12 12:23:39)

Похоже, они с байкершой в одной связке. Ружана слегка презапуталась в своих мыслях. Хотелось что-то выклянчить у этой преступницы, но надо разбираться ещё и с тату-гёрлз. Попала же в попадалово. Самоуверенная лихачка (keep calm и сбивай детей при всём честном народе), кажется, занервничала. Промямлила что-то о перевязке и замолчала. За кого теперь прятаться? Точно приехали.
Тату-гёрл чёрненькая насмешливо бросила что-то на родном языке. Немецкий, кажется. Наверное и салон как-нибудь на их манер называется. Вроде бы не "Октоберфест". Они же любят нализаться своего пива. Рушка не любила немцев. С уроков истории она вынесла, что Сербия продолжительно время лежала под Австрией, и оккупанты-католики даже запрещали православным сербам селиться с ними в одной части города (в частности, Нови-Сада). Сволочи. Такие моменты школьники запоминают лучше всего. И определённо не просто так же в народ недавно пошло выражение: "Боље да ти руси искључе гас, него да ти швабе пусте"*. Или "Убио сам се ко немац"**.
Да, немцы - зло. "Ещё-и-лифчик-не-носит" бесцеремонно сцапала Павич за рукав (чуть-чуть бы ещё - тот бы треснул и принялась сверлить глазами, будто покупала себе собаку для выставки. Наша "псинка" что-то тихо прошипела на своём языке, едва слышно. Явно что-то очень неприличное. А что? В Сербии все матерятся.
Нету пятнышка под глазом - не пойдёт. Папа вот тоже удивлялся, что у него младшие дети рыжие. Уже в школе Ружана с Йованом узнали, что это называется "рецессивными генами". Слова-то какие смешные.
Рыжие глаза. Прямо как у неё - волосы. "Так ты мою куртку порвать хочешь или просто убрать?"
- Не надо ничего снимать, - буркнула сербка. - Я только головой ударилась. И шапку мою не трогайте ни за что.
"Прилипли же с этой головой. Как я скажу, откуда у меня бинты?"
Вторая немка, ещё более жуткая, оказалась владельцем заведения. Неудивительно. От неё... веет. Говорят, у славян рабский менталитет и они за километр чуют хозяина. Самого главного в компании они называют "газда" - это турцизм, почти что переводится как "хозяин". Обычно у газды широкие жесты, крупная цепочка на шее, и все бегают к автомату с кофе по одному его щелчку. Любое сербское объединение - это пирамида.
Зашивать?! Нитками - в её кожу?!
Девчонка вырвалась от черноволосой и взвизгнула не своим голосом:
- Не надо ничего зашивать!!!
В голове запульсировало, и Ружана слегка качнулась, но удержала равновесие. Надо бы  теперь чуть поспокойней. Хотя, наверняка уже сами всё поняли.
- Мамка с батей заругают, - как-то смущённо обронила девочка. - И бинтуйте так... поменьше. А то ещё подумают, что я в больницу ходила. Заживёт быстро.
Йока, конечно, поможет ей что-нибудь придумать. Если не будет торчать на своём баскетболе до рассвета.

____________
* "Лучше тебе русские газ отключат, чем немцы - пустят".
* "Нажрался, как немец".

Off: Ружичка, в следующий раз за черноволосую покусаю)
Если бы она была нормальной. Если. Это осталось в далеком детстве, в милом возрасте юбочек и бантиков. Хотя, стоп. Нет, нормальности не было никогда, и какие удивленные глаза становились у учителей и одноклассников, когда к школе ее подвозил на рычащем байке один из маминых друзей, здоровенный, затянутый в кожу мужик, которого даже невозможно было обнять детскими ручонками.
- Hoffentlich werden dies passieren nicht, - просто ответила она Дите.
Они обмениваются фразами на немецком, которые понимают все в салоне, но эти, пришлые, возможно, не разбирают ничего, и даже в этом есть особая прелесть. Неприлично? Отнюдь. Маленькая замкнутая территория со своими правилами, частное пространство, выглядящее безумным, но на деле спасающее от сумасшествия окружающего мира. И когда здесь появляются чужие, это почти больно, это натянутые нервы и готовый сорваться с губ рык, потому что их голос, их запах, их сердечный ритм дико врывается в атмосферу, диссонируя с ней. Салон - это не просто место работы. Это - душа. Как бы пафосно не звучало.
И когда маленький зверек сверкает злобно-испуганными глазенками, это умиление, но взгляды второй, косящей под крутого байкера - лишь вспышка раздражения. Не так. Она - фальшивка. Яркая, заманчивая, выставляющая себя на показ, наверняка шумная и развязная. Сексуальная девочка, любящая капризничать, но не представляющая из себя ничего, кроме картинки.
Оставлять на этой ухоженной коже багровые полосы, вспухающие от ласкающих касаний плети. Так, чтобы кричала. Крик - сладкая музыка, отзывающаяся дрожью в животе. Мелькающая на миг перед глазами соблазнительная картина обнаженной и распятой на кресте пришелицы с искусанными в кровь губами. Но они, кажется, не о сексуальных фантазиях сейчас?
- Ну разумеется, твою шапку мы просто примотаем бинтом к голове, - совершенно серьезно пообещала Ада.
Она не будет ждать и уговаривать. Может, то, как она помогает, своеобразно, но по-другому просто не умеет. Решив, что иностранной малявке действительно нужна помощь, не будет же она ее уговаривать и упрашивать. Нет. И пустить ее топтаться по чистому салону в заляпанной грязью куртке просто невозможно. Унизанные серебряными кольцами пальцы уверенно нащупывают металлическую собачку замка, тянут ее вниз. Раз - и все. Вероятно, сказывается опыт в раздевании партнеров.
- Снимай, живо, - это не жесткий окрик, просто мягкий приказ, от которого деваться, пожалуй, просто некуда. Усмешка просто и беззастенчиво намекает, что если рыжая девочка не разоблачится самостоятельно, шмотку с нее снимут. - Кровь не хлещет, значит, не надо.
Интересно, а поменьше бинтов - это вообще как? Взять и приклеить пластырь прямо к волосам? Вероятно, эта дикая зверька из нелегалов, раз поход в больницу так страшит, но вряд ли ее родители такие дебилы, что позволят своему ребенку разгуливать с разбитой головой.
Эти мальчики и девочки из нищих районов. Ютящиеся семьями в крохотных квартирах, работающие наравне со взрослыми, потому что не имеют даже прав на пособие. Ей всегда было интересно, насколько же плохо должно быть в родной стране, что люди бегут, бегут как крысы с тонущего корабля, согласные на полуголодное существование. Никаких радужных картин воображение не рисовало. Верная своей традиции не давать денег попрошайкам на улицах, Ада порой покупала чумазым ребятишкам каких-то вкусностей. Когда поступаешь так, хотя бы можешь быть уверен, что деньги действительно потрачены на еду, а не на дозу или бутылку для мамаши или папаши.
И еще - она все слышала. Курица косоглазая, нахуя ты за руль садишься? Смерив итальянку недобрым взглядом, Гриммер сделала шаг назад, давая девчушке все же самой разобраться со своей курткой и со своими моральными дилеммами.
И еще шаг, другой. Всколыхнувшаяся агрессия требовала немедленного выхода. Милая, сладкая Ди, короткие волосы так заманчиво не скрывают шеи. Каблук почти выравнивает в росте, и приходится немного склониться, чтобы оставить на бледном горле поцелуй-укус, красное пятно, расцветающее сию секунду.

"Тоже мне, мамочка. Сначала переехала, теперь подлизывается. Впрочем, наоборот было бы ещё хуже". Ох уж эти тётки. Совсем не знаешь, кому из них верить. Даже нет, что она тут делает?! Ружана - простая эмигрантка из Сербии, живёт в скромной квартире ещё с четырьмя людьми, средний балл в школе - D. Сейчас она должна быть дома на кухне и варить с мамой чорбу. Потом рявкнуть "Идите жрать!" и пристроиться на самое тёплое место - у плиты. Потом пойти написать хотя бы половину д/з на завтра вместе с Йокой. Потом с ним пособачиться. Потом душевно помириться и пойти спать. А вместо этого...
Ружичка в тату-салоне, кишащем (в более оживлённое время - наверняка) увешанными металлом бабами (прямо скобяная лавка) и гонщицей, которой очень надо замести следы преступления. Тут можно было бы и положиться на дикую сербку. Она бы ничего не сказала. Папе проблемы не нужны. А эта мадам её ещё и покатать хочет. На диком монстре, который чуть ни лишил девчонку жизни. Она ядовито усмехнулась:
- Лучше не надо до самого дому. Я Йоку попрошу. Если предки и не увидят, то Петровичи точно настучат, черногорские ублюдки...
Черногорцев Павич тоже не любила. За то, что отделились от Сербии, сволочи, и теперь едят с ручек ЕС и НАТО. Полуграмотная школьница в этом мало разбиралась (вот брат у неё младший - голова!), но это не мешало ей ненавидеть Черногорию и своих соседей Петровичей. Вечно они выжирали папину памятную ракию.
Рыжеглазая начинала терпение терпение.
- Ладно, ладно, - пробурчала сербка и, стащив куртку с плеч, швырнула её рядом с дверным ковриком. Слишком грязная, чтобы висеть на вешалке.
Под ней оказался затасканный свитер, колючий и жёсткий. Давнее приобретенее, ещё сербское. Покупали на вырост. Или это мама связала. Или это кто-то нашёл...
"Кьяра. Странное имя". Тоже что-то южное, но не своё, славянское. "Сейчас ей не нужны проблемы с копами... А сбей она меня, скажем, на Первомай, так бы и поехала, да?!"
Немка №1 освободила путь, и Ружана, продемонстрировав свою ужасную осанку, отправилась на обработку к Немке №2.
Как обезьянки по ящику. №2 копалась в рыжей голове ("Только вчера помыла, что ты там ищешь?!" ) весьма профессионально. Ещё и пыталась рассуждать о жизни, полной лишений и выгоняний.
- Меня не бьют, - отрезала маленькая сербка, - ну, почти. Не разваливаюсь пока что.
С тошнотой было почти оскорбление. Она ас родной кухни. "Голый повар" местного Белграда. Лучше только там, на далёкой Родине. Боли? Даже во время месячных (мерзкое напоминание о том, что она девушка), когда буквально отваливалась верхняя половина тела от тянущего ощущения в пояснице, Ружа не обращала внимания.
Работа закончилась быстро. "Как ладно эти две немчуры... а?"
- Всё? - захотелось похлопать по бинтам.
"Ну и башка у меня теперь. Как у трупа этого... как его там! Троцкого".

Тугой комок колючей проволоки. Внутри, да и сама. Вся, целиком. В салоне поселяются чужие запахи, и среди них кровь. Только кровь эта грязная, нечистая. Не национальность, а всего лишь физическая констатация -  в рану занесли гадости, и по хорошему стоило бы сначала засунуть девчонку головой в раковину, чтобы прополоскать от земли роскошные рыжие космы. Потому что что толку? Антисептик, повязка, печатки, а дома малолетка полезет снимать бинт, и натрясет в едва покрывшуюся тонкой корочкой ссадину новых бактерий.
Нет, ну можно, конечно, прямо здесь и прямо сейчас побрить ее налысо. Скальпелем, для остроты ощущений, а перед этим привязать покрепче к креслу и воткнуть в зубастую пасть кляп - такие вот маленькие зверята имеют свойство очень больно кусаться. Во всех смыслах.
И из салона явно выползет маленький кудрявый одуванчик, ненавидящий всех на свете, а потом "Мюнхен" вспыхнет синим пламенем: слово "поджог" в полицейском протоколе никоим образом не смягчит трагедии. Так что лучше не надо.
Но в самом деле, нужно же было смыть эту жижу!
Местами колючая проволока прорывает кожу и вылазит на поверхность острыми стальными шипами. Ежик недоделанный, ага. И мелочь тоже пытается быть ежом, есть даже определенные успехи, но если выбирать между незнакомой Ружаной и Дитой - угадайте, на кого были бы ставки? Да и ставить бы не пришлось.
- Почти не считается, верно? Всего лишь ремешком по жопе, - хмыкнула Ада. Увы, но последние конфеты они с администраторшей доели еще утром, так что угостить маленькую иностранку было нечем.
Ну или налить ей абсент, и тогда эта точно не дойдет до дома, а сисястая явно затащит таки малую в ближайший мотель и отымеет. Или это она не на немочь бледную так смотрит?
Проследив взгляд итальянки, Аделине едва не заржала. Глупая, глупая женщина. Глупая девка. Нашла, на кого глаз положить. Нет, да пускай, ей разве жалко? Совершенно не жаль пришелицу, и если завтра она не сможет сидеть за рулем своего байка, да и вообще сидеть не сможет - ну, что поделать, Ди бывает так несдержанна. По своей шкуре знает же.
Проволока звенит, если зацепится. Выдает любую попытку проникнуть на запретную территорию. А если на соски повесить бубенцы, они будут отзываться при каждом шаге, и получится интересная мелодия. Чарующий звон. Не флейта, но кое-кто тоже пойдет на звук, и утонет, кто в море иллюзий, а кто в море боли. Боль это тоже наслаждение, м?
- Лучше привяжи к креслу, - низким, грудным голосом отозвалась, чтобы всем телом чувствовалась эта вибрация. Сквозь тонкую майку и сквозь еще одну - обойдя со спины, обнять за талию, ладони прижать к животу, почти соскальзывая кончиками пальцев под линию пояса. Упереть подбородком в плечо, чтобы дышать в шею. - И нарисуй бабочек, летящих к мухоловке.
Прозрачный намек. Бабочки расцветают синяками, а могут лечь несмываемо пигментами. На твой выбор, детка.
- Warum willst du Kaffee? - совсем шепотом. Лучше сразу чего покрепче.
Оценивающий взгляд по фигуре Кьяры. Ничего, ничего так деваха, только грудь вот - на одну сиську лечь, другой накрыться, но на вкус и цвет... Но здесь, кажется, были дети. Дети еще никуда не сбежали, детки тут во власти взрослых, ебанутых на голову теток.
А вот сотрясение это плохо. У нее самой бывало. Раз так двадцать, наверное. Заметно, не правда ли? Колючая проволока сворачивается клубком, как змея перед броском. Работа немки выше всяких похвал, сказывается немалый опыт. Беззаботно плюхнувшись на кресло рядом с маленькой сербкой, Ада пощелкала пальцами у нее перед глазами.
- Голова болит, кружится? В глазках двоится? - сколько пальцев? Ага, и показать один средний, в стиле самой себя. - Сколько языков у тети Ди?
Дело совсем к вечеру. Сегодня клиентов уже не будет, скорее всего, разве что доделывают рукав симпатичному латиноамериканцу с тоннелями в ушах. И в связи с этим остро встает вопрос, куда пойти, куда податься, кого найти, кому отдаться. Как-то вот так.